– Еще будучи студентом, вы определились со специальностью. Почему выбор пал на педиатрию?

– Медицина мне нравилась с детства. В школе все мои мысли, желания были направлены на выбор будущей специальности, и всегда в сфере здравоохранения. После 8-го класса, поступил в медицинское училище. Окончил фельдшерское отделение и устроился работать на «скорую помощь». Это была очень интересная работа: нештатные, нестандартные ситуации. Потом меня призвали в ряды Советской армии, отслужил фельдшером два года. А после армии поступил во 2-й Московский ордена Ленина государственный медицинский институт им. Н.И. Пирогова.

Педиатрию я выбрал не сразу. Но в конце концов принял это решение, потому что с детьми мне было интересно работать. Дети — это совершенно это иной мир, другое восприятие жизни, чем у взрослых.

– В 1991 году в качестве ординатора вы пришли в Центр им. Кулакова. Сегодня вы — руководитель одной из крупнейших его структур. Как строилась ваша карьера? Что помогало профессиональным успехам?

– Карьера строилась, как говорится, «от рабочего до начальника цеха». Во время учебы в институте студенты часто еще и работали. Я — не исключение. Устроился медбратом во Всесоюзный центр охраны здоровья матери и ребенка (теперь НМИЦ им. Кулакова) и всю студенческую жизнь проработал в стенах этого учреждения. А по завершении института, в 1991-м году, подал документы в ординатуру. Тогда поступление в ординатуру было сложным, но то, что я был сотрудником ВНИЦ, давало мне определенные привилегии. Став ординатором уже Института охраны здоровья матери и ребенка, продолжал работать, брал дежурства.

По завершении ординатуры я уже не представлял себя в другом месте, и меня пригласили работать в институт — в отделение патологии новорожденных. По предложению моего руководителя, заводелением, проф. Николая Кудашова, я занялся наукой и с увлечением готовил кандидатскую диссертацию. Она была посвящена заболеваниям бронхолегочной системы детей при герпес- и цитомегаловирусной инфекции. Защитил ее в 1999-м году и сразу перешел на ставку научного сотрудника, не прекращая заниматься полноценной клинической работой.

В сфере моих научных интересов были инфекции. С приходом на место директора института акад. Геннадия Тихоновича Сухих был открыт зеленый коридор для продвижения молодежи в науке и выполнения докторских диссертаций. Одним моим консультантом стала Ирина Ивановна Рюмина, бывший главный внештатный неонатолог России, другим — сам Геннадий Тихонович, т.к. моя работа была сопряжена с иммунологией, молекулярной диагностикой. После защиты докторской мне предложили должность завотделом неонатологии и педиатрии.

Вот так складывалась моя карьера, а точнее — судьба.

– Институт неонатологии и педиатрии в структуре Центра был создан в 2019 году. Какие задачи стояли перед новой структурой? Какие факты говорят о целесообразности появления института?

– Очень обширный вопрос, ведь за плечами наших специалистов больше пяти лет очень интенсивной работы. После реорганизации структуры центра было создано 9 внутренних институтов. Один из них — Институт неонатологии и педиатрии. А мне была предоставлена честь возглавить его.

Задачи нашего института прежде всего — это научные исследования, клиническая работа и подготовка молодых кадров: неонатологов, владеющих всеми современными технологиями и оборудованием, обеспечивающими высокое качество оказания помощи новорожденным, и экстраполирование опыта этой подготовки и обучения на федеральном уровне во все лечебные учреждения страны.

Отличительная особенность нашего института — он самый большой. У нас около 600 сотрудников — врачей, научных сотрудников (докторов и кандидатов наук). Активная научная жизнь не мешает клинической работе оставаться главным приоритетом. Более того, она помогает повышению качества оказания помощи новорожденным детям, спасению их жизней, снижению младенческой смертности и инвалидизации.

Мы это делаем успешно. Благодаря всему коллективу института — врачам, научным сотрудникам, среднему и младшему персоналу, техническим сотрудникам, которые обеспечивают нашу работу, достигли достойных результатов. Так, выживаемость в категории недоношенных детей сегодня суммарно составляет 96,4%, в категории новорожденных с экстремально низкой массой при рождении (менее 1000 г) — 87% (по сравнению с 20% выживаемости в 1980-е). При этом нам удалось снизить инвалидизацию с 60% (1980-е) до 26% (2023 год). Это большая работа всего коллектива.

– Какая сейчас ситуация в стране с младенческой смертностью?

– За профиль неонатологии и за снижение неонатальной смертности, которая входит в младенческую, отвечает как раз Центр Кулакова. И судя по данным прошлого года, с этой задачей он достойно справляется: по состоянию на 2023 год младенческая смертность в России составила 4,2 промилле. Это исторический минимум. Заметный вклад в решение этой задачи делает и слаженная работа команды врачей — неонатологов, анестезиологов-реаниматологов и профессионалов других, практически всех специальностей, которые работают в нашем институте.

Высоких показателей в работе позволяет добиваться и использование современных технологий — респираторная терапия, энтеральное и парентеральное вскармливание детей, реабилитации детей, др. За этот период мы создали уникальный отдел нутритивных технологий, аналога которому нет в России. В него же входят отделение по поддержке грудного вскармливания, отделение заменителей грудного молока, создается банк грудного молока.

Создано целое отделение перинатальной детской неврологии. И еще одна уникальная особенность нашего института — отдел детской неонатальной хирургии. Если раньше мы делали первую стадию операции, потом детей выписывали и повторные реконструктивные операции проводились в городских больницах по месту жительства, то теперь, если требуются повторные операции, мы проводим их в стенах нашего учреждения.

Один из сложнейших пороков, с которым сталкиваются неонатальные хирурги, — врожденные диафрагмальные грыжи, когда у ребенка не развиты легкие, потому что печень прижимает легкое и не дает возможности развиваться. К нам, как правило, поступают тяжелые дети, с категорией «C» и «D». В год их в институте до 80 человек. Такого нет ни в одном лечебном учреждении страны, да и среди европейских медцентров таких немного. Выживаемость таких детей у нас 67%. И этим показателем можно гордиться.

У нас доктора владеют многими смежными специальностями, например, функциональная диагностика. Это позволяет снизить риск развития осложнений: при необходимости дежурный врач во время своей смены, не дожидаясь утра, может сделать при необходимости УЗИ и в случае отрицательной динамики скорректировать лечение.

Еще один повод для гордости — наша молекулярно-генетическая служба, которая создана в Национальном центре (Институт репродуктивной генетики — директор чл.-корр. Трофимов Д.Ю.). Введенный недавно расширенный неонатальный скрининг позволяет выявлять заболевания на ранних этапах и своевременно маршрутизировать пациентов. У специалистов нашего центра есть такая возможность.

Нельзя не упомянуть о стволовых клетках, которые мы широко используем. К примеру, лечение детей с буллезным эпидермолизом. Если раньше, как правило, проводилось паллиативное лечение (пластика, повязки), то сегодня используются стволовые клетки. И у нас потрясающие результаты.

Мы развили ряд новых направлений. Это лечение детей с различной патологией не только кожи, но и сердечно-сосудистой системы, с туберозным склерозом. Гемангиомы у нас стали лечить без хирургического вмешательства — это также серьезный прорыв.

Наряду с современными технологиями, включая молекулярно-генетические, у нас мощно развита система инфекционного контроля. Здесь нам помогает Институт микробиологии, антимикробной терапии и эпидемиологии — директор чл.-корр. Припутневич Т.В. Быстрая диагностика позволяет проводить целенаправленную терапию, избегать гипердиагностики, необоснованного назначения антибактериальных препаратов, что позитивно сказывается на состоянии наших детей и на качестве их жизни. 

– К вам поступают дети со всей России? Как институт работает с регионами?

– Да, поступают дети со всей России, тяжелые. Огромную работу мы ведем и по выезду в субъекты. Наши специалисты проводят не только аудит, но и оказывают методическую, практическую лечебную помощь. Персонально курируют субъекты. Коллеги из любого региона всегда могут обратиться к нам не только за телемедицинской консультацией. Мы проводим огромное число медицинских консультаций — в год до 4,5 тыс.

А еще мы активно участвуем в реализации масштабных научных и образовательных проектов. Это ежегодные конгрессы «Мать и дитя», образовательный конгресс АРАН (анестезиология, реаниматология в акушерстве и неонатологии). Сейчас запущен новый проект «Право на жизнь», где специалисты обсуждают состояние научных проблем, их перспективность и пр.

– Какие проблемы в неонатологии вы бы выделили как приоритетные сегодня?

– Здесь, как всегда: сделано много, но предстоит еще больше. Проблемы в неонатологии колоссальные. Прежде всего кадровый вопрос. Обеспеченность неонатологами в России — 67%. На всю страну всего 5,5 тыс. неонатологов. Специальность «Неонатология» находится в тяжелом состоянии. В нашу область идут не слишком охотно (с новорожденными сложно работать и ответственность огромная). В стране нет мощной социальной защиты у врачей-неонатологов, готовых ехать в регионы: плохое обеспечение жильем, низкие зарплаты.

Вторая проблема: новое оборудование, необходимое для развития технологий. Износ оборудования по лечебным учреждениям сегодня чрезвычайно высок, практически 100%.

Проблем много. Но не хочется заканчивать разговор в миноре. Я люблю свою специальность и нисколько не жалею, что выбрал эту область, эту профессию. Но жизнь меняется, и у молодежи сегодня другие ценности, другие приоритеты. Тем не менее, те, кто приходит в неонатологию, — очень толковые молодые ребята, которые болеют душой, переживают за каждого новорожденного. У меня, глядя на них, душа радуется — у неонатологии все-таки есть будущее.