Валентин Фадеев: задача медвуза – готовить не штучные таланты, а качественный средний продукт 

Советское — лучшее

– Вы неоднократно критиковали качество медицинского образования. Почему? В советское время уровень подготовки врачей был лучше или это лишь миф?

– Не миф, качество подготовки было определенно лучше. Кроме того, политика медицинских вузов базировалась на их особой социальной ответственности, а не на алчном желании собрать побольше денег, увеличивая число студентов до тех пор, пока они не будут помещаться в учебных корпусах. Разумеется, надо делать скидку на то, что мы сравниваем разные эпохи. Не хочу идеализировать советское здравоохранение, но та система обеспечивала приемлемый для работы в первичном звене уровень среднего выпускника, готового в большей или меньшей степени к практической работе.

Мне сразу после поступления в ординатуру выделили палату с шестью пациентами, которую я вел под руководством ассистента и завотделением, но сам, а не стоял за чьими-то спинами созерцателем. Сейчас уровень выпускника таков, что большинство экзаменаторов на госэкзамене вообще не понимают, куда попали! Сегодняшние студенты не могут осуществлять никакие самостоятельные действия применительно к больным людям и в общей массе даже не представляют, что такое врачебная работа. Их образование построено на заучивании тестов с ответами, чтении учебников и рассматривании атласов анатомии, дистанционных лекциях и слайдах на белой стене.

Обучение в медвузе – это индустрия производства специалистов, его задача – готовить не штучные таланты, а качественный средний продукт. Нынешний «средний продукт» – это вопиющий производственный брак, что знают абсолютно все преподаватели медицинских вузов страны. 

— Правда ли, что вы не поддержали закон об отработках?

— Нет. Я говорил только, что в нынешних реалиях он не решит тех задач, которые на него пытаются возложить. Считаю вполне нормальным, что государство, которое учило студента и ординатора 6—9 лет, просит его отработать так называемый социальный долг. В идеале это даже могло бы пойти ему на пользу. Но фишка-то в том, что в вузах за государственный счет мы производим не специалистов, а абсолютный брак!

Мотивация Минздрава понятна – любой ценой заткнуть кадровые дыры в регионах. Но что будет, если отправить нынешнего выпускника куда-то в сельскую глушь? Он не окажет нормальной помощи никому и сбежит оттуда под любым предлогом при первой возможности или вообще уйдет из медицины. Мы этого хотим добиться? С тем же успехом можно отправить работать врачами выпускников педагогических вузов.

Кроме того, нужно уметь презентовать и оформлять всякого рода нововведения, делать их привлекательными. Например, сделайте так, чтобы молодые люди, закончившие ординатуру и готовые несколько лет отработать врачом, были освобождены от срочной службы в армии. Простите, чистой воды «совок» – издать закон и принудить всех отрабатывать. Решит это проблему или нет – никого, похоже, не беспокоит. Обязательная отработка может быть одним из элементов большой системы, но она не приведет ни к чему хорошему, без реорганизации самого образовательного процесса в медицинских вузах.

О высоких ценах 

– В этом году Сеченовский университет стал рекордсменом по росту цен на платное обучение, остальные вузы тоже подтягиваются. Это уже «культура готовности платить за качественное и востребованное на рынке труда высшее образование»?

– О каком качестве вы говорите? Это откровенная коммерческая эксплуатация бренда «Первый Медицинский», который был создан в СССР. При этом продается не образование, а престижный диплом гособразца. Качество только заявляется, причем зачастую теми, кто его даже не может оценить, поскольку не имеет врачебного образования.

Так как я больше не работаю в Сеченовском университете, могу говорить откровенно: в этом вузе доминантой являются сборы денег со всех и вся, включая сотрудников, которым, чтобы защитить кандидатскую диссертацию, предлагается оплатить некое «прикрепление к кафедре», после чего можно бесплатно сдать кандидатский минимум в самом вузе. Причем одним из критериев эффективности работы академической кафедры может быть сумма, которую ее сотрудники «заработали» на внебюджетном обучении.

Про соотношение цены и качества образования я молчу. Поэтому, если бы меня попросили порекомендовать учебное заведение для получения базового образования, чтобы стать врачом, возможно, я бы посоветовал какой-то небольшой вуз в провинции. Все медицинское сообщество знает об этом – у половины наших профессоров и академиков дети учатся в медвузах. И Минздрав в курсе этого.

– Популярный сейчас тренд на цифровизацию помогает улучшать качество образования?

– Из сказанного выше очевидно, что нет. Цифровизация медобразования – это инструмент легализации массовой распечатки врачебных дипломов. Медицина предполагает работу с живыми людьми, это ключевой навык. Тем, кто пропагандирует учебу на манекенах, я могу сказать: пусть тогда ваших детей и внуков эти симуляционные врачи и лечат. Чтобы сделать из студента врача, с ним нужно сидеть, как с ребенком, смотреть больных, объяснять, показывать, учить слышать и видеть.

О ДПО

– С этого года в России введено обязательное лицензирование в сфере дополнительного профессионального медобразования (ДПО) и минимальные требования к образовательным организациям. Ваш прогноз: вырастут ли из-за этого цены?

– Вы бы спросили, вырастет ли от этого качество, а вы все про деньги. Неужели вы до сих пор верите, что деньги и даже большие деньги могут решить все вопросы, особенно в медицине? Денег, как мне видится, на это хоть отбавляй! Я смотрю на то, как они тратятся последние лет 30 и что из всего этого получается.

Постдипломное врачебное образование – это какая-то «черная дыра». Что только ни делалось в этой сфере: ликвидировали субординатуру и интернатуру, а потом предложили выпускать в первичное звено сразу выпускников, а теперь еще и принудительно. Вводили баллы НМО, ликвидировав пятилетние курсы, делали дистанционным, запрещали дистанционное, сливали и опять разделяли кафедры... Если посмотреть это 30-летнее кино на большой скорости, то можно усомниться в адекватности людей, которые принимают одновременно или попеременно разнонаправленные решения. Причем это плюс-минус почти одни и те же люди.

Помню, решили, что только в Минздраве будут подтверждать высшую категорию, и для этого врачи со всей страны должны были приехать в Москву. Понятно, что это не состоялось, поскольку не могло состояться. Потом были какие-то комиссии, которые ездили по стране и присваивали врачебные категории. При этом присваивали всем не глядя, поскольку иначе работать просто некому.

Все уже работали «по стандартам», а до этого реализовали некий бюджет на их написание всем миром, потом их обновляли, потом решили, что по стандартам всех лечить невозможно и вообще не может быть стандартов… И все эти страсти кипят на фоне дефицита реальных врачей.

Меня иногда спрашивают, а есть такие врачебные специальности, по которым нет дефицита? Конечно, есть: мы полностью укомплектованы врачами для здоровых, которым надо рассказывать про осознанный здоровый образ жизни. Врачей для больных не хватает во всех специальностях.

Кстати, сейчас, в эпоху массовых самостоятельных обследований, в ситуации, когда медицинские исследования превратились в товар, посчитать нужное число врачей на душу населения — задача нерешаемая. Поэтому, что именно означает дефицит, а что профицит – сказать сложно, и на этом можно легко спекулировать. Вот скажите, сколько нужно врачей, если все 146 млн россиян воспользуются щедро раздаваемыми рекомендациями Минздрава и пройдут так называемый check-up? Кто будет интерпретировать результаты этих осмотров, искусственный интеллект?

– Вы не боитесь так откровенно комментировать неудобные темы?

— Вы вдумайтесь в суть своего вопроса! Я ведь не обсуждаю чью-то личную жизнь, не копаюсь в каком-то грязном белье, не собираю компромат, я даже не называю никаких фамилий, не говорю о политике, не претендую ни на какие «теплые» места, чьи-то бюджеты, да и вообще ничего ни у кого не прошу, кроме возможности спокойно работать и делать то, что я умею делать неплохо. Мне даже искренне жаль некоторых, кто вынужден в этой обстановке работать и пытается что-то сделать. Я, как преподаватель с многолетнем стажем, рассуждаю о том, как надо построить медицинское образование и как это делать не надо, если мы хотим чего-то добиться. И с чем связана такая агрессия в мой адрес в виде увольнений меня и моей команды, ликвидации моей кафедры без объяснений? Или в нашем обществе не требуются какие-либо основания и объяснения? Примерно 90% моих знакомых мне говорит что-то типа: «Друг, мы, конечно, на твоей стороне, но ты сам понимаешь». А что я должен понимать?

О борьбе с диабетом

– В 2024 году в России началась реализация государственной программы по борьбе с ожирением у детей и подростков. Вы считаете ее эффективной?

– Во всем мире борьба с ожирением абсолютно неэффективна. Это как бы не задача врачей вообще, они должны в первую очередь заниматься лечением больных. Ожирение – это культуральное явление, и с ним надо бороться не медицинским методами. Мне представляется более правильным тратить средства на программы по здоровому питанию среди школьников, формируя правильные стереотипы, — здесь можно чего-то добиться. Но это вложение в будущее, а деньги нужно потратить уже сегодня.

Что касается сахарного диабета – его распространенность неуклонно растет и никакие программы ни в каких странах этот рост остановить не могут. Но так как все, что касается здравоохранения, — недофинансируется, любые программы могут нести потенциальное благо. С другой стороны, оценка их эффективности весьма непрозрачна, и все что угодно можно списать на «эпидемию XXI века».

– В последнее время в России бум приема препаратов для снижения веса. Какие риски как врач вы видите в этом?

– Это происходит во всем мире. Агонисты ГГП-1 — огромный прорыв и очень мощный инструмент в руках врача, потому что у нас появилась серьезная альтернатива даже хирургическому лечению морбидного ожирения. Но это достаточно, скажем так, непростые препараты. Их результаты необходимо оценивать не по тому, сколько килограммов пациент потерял за три месяца, а что это дало хотя бы в 3–5-летней перспективе. Их нельзя рассматривать как уколы красоты, чтобы следующим летом влезть в прошлогодний купальник. Надо ли бороться с таким потребительским подходом? Думаю, это далеко не самые страшные препараты из тех, что находятся в свободной продаже.