Как сказано в документе, в федеральном бюджете на 2017 год на централизованную закупку антивирусных лекарственных препаратов, предназначенных для лечения ВИЧ-инфицированных лиц, предусмотрено 17,6 млрд рублей. Эти лекарства включены в перечень жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов.

О решении направить дополнительно 4 млрд рублей на закупку антивирусных лекарственных препаратов для ВИЧ-инфицированных Дмитрий Медведев сообщил 17 августа на заседании Правительства России.   

Про законотворчество

— Недавно вы говорили, что не видите большой разницы в том, кто и из какой партии возглавляет профильный комитет, поскольку вы все общаетесь с одними медработниками и пациентами, пользуетесь общими статистическими данными, информацией Минздрава. Но все-таки от человека тоже что-то зависит. Есть ли у вас какие-то планы, которых раньше в комитете не было? На чем впервые предстоит сосредоточиться?

— Безусловно, если мы говорим о какой-то организации или ведомстве, многое зависит от руководителя. Но не думаю, что важно, представитель какой партии возглавляет тот или иной комитет Госдумы.

По поводу изменений, такие вопросы — опасная игра: если я сейчас скажу о планах, а реализовать их не получится, вы же потом спросите, почему я обещание не выполнил. Что могу сказать однозначно: буду работать в интересах избирателей — врачебного сообщества и пациентов.

— Но какие-то первоочередные вопросы стоят на повестке после вашего назначения?

— Готовимся к правительственному часу, касающемуся здоровья школьников. Из законопроектов — это прежде всего проект правительства о создании специального резервного фонда, из которого регионы смогут брать финансирование на оплату лекарств, если субъект самостоятельно не может обеспечить ими пациентов (речь о высокозатратных нозологиях. — Прим. ред.). Второй вопрос касается клинических рекомендаций (КР), он до сих пор не закрыт. Сейчас готовятся поправки, они уже внесены правительством в комитет и в ближайшее время будут рассмотрены — речь о законодательном введении клинических рекомендаций. Кроме того, Минздрав подготовил проект приказа, где будет разъяснено, каким образом применять КР. Для врачей это имеет большое значение.

Занимаемся регулированием рынка биологически активных добавок — законопроект готовится ко второму чтению (врачам могут разрешить назначать пациентам БАД из специального перечня в качестве медикаментозной терапии. — Прим. ред.). Также на повестке дня остаются законопроекты, касающиеся полного запрета вейпов в России: у нас сразу несколько таких инициатив, и идет дискуссия между Госдумой и правительством, каким образом решать этот вопрос.

— По каким вопросам вы или ЛДПР расходитесь, например, с позицией «Единой России» или правительства? Зампред комитета, депутат от КПРФ Алексей Куринный часто критикует Минздрав. А с чем вы не согласны?

— Я бы не сказал, что отдельные члены комитета представляют оппозицию — иногда кто-то может эмоционально комментировать ситуацию в отрасли, но по сути позиция у большинства одинаковая. Мы все прекрасно понимаем то, чем занимаемся, а также в каких условиях находимся. Если бы бюджет здравоохранения был больше, можно было бы обсуждать, что, как и кому хотелось бы сделать. Но пока это не так.

Есть темы, по которым у нас разная позиция с кабмином. Например, в ЛДПР считают, что надо убирать частные страховые медорганизации (СМО) из ОМС — им достаточно будет ДМС. Минздрав и Федеральный фонд ОМС (ФОМС) с нами пока не согласны и считают, что это необходимый механизм функционирования системы госгарантий.

Еще из спорных моментов: недавно на заседании комитета мы указывали, что необходим минимальный порог финансирования амбулаторного случая лечения пациента. Об этом также говорила Счетная палата. Сейчас ни Минздрав, ни ФОМС такого порога не обозначают, и иногда регионы чрезмерно снижают этот тариф, ставя поликлиники на грань выживания. Мы считаем, что вводить эту границу нужно.

Таких разногласий может быть много, и это нормально. У всех разная позиция, свой фокус, но, когда мы спорим и обосновываем свою точку зрения, рано или поздно возникает оптимальное решение.

— В Госдуме регулярно высказывают замечания в адрес Минздрава и министра здравоохранения. А вы как оцениваете работу ведомства и Михаила Мурашко?

— Михаил Альбертович был назначен в новый кабинет министров по новой конституции — его кандидатура была одобрена депутатами всех фракций.

У людей, к сожалению, память короткая. А я помню, что, когда случился в 2020 году COVID-19, главным героем — генералом этой битвы — был именно Мурашко вместе с главой Роспотребнадзора Анной Поповой. Когда они приходили в Госдуму по поводу законодательных инициатив, связанных с пандемией, их депутаты приветствовали стоя. Я считаю, что мы вышли из коронавирусной эпидемии с минимальными потерями благодаря их усилиям.

Что касается современных реалий, министр в своих решениях руководствуется объемами финансирования. Я знаю, что он максимально ориентирован на положительные изменения и делает все возможное со своей командой. Но многие забывают о вопросе бюджета, его влиянии на ситуацию в отрасли. Сейчас идет СВО, и большая часть государственных денег направляется на оборону. Надеемся, когда закончатся военные действия, денег на здравоохранение будет больше. Тогда и отношение к ведомству и министру будет уже иным.

— Уже есть прогноз по финансированию отрасли после окончания СВО? Возможно ли будет выделять хотя бы 5% ВВП, что эксперты считают необходимым минимумом?

— Не нужно быть великим экономистом, чтобы понимать: чем больше будет денег направлено в отрасль, тем лучше она будет функционировать. Мы в Госдуме всегда настаиваем на увеличении бюджета здравоохранения, вносим поправки — вопрос в том, могут ли они быть приняты. Иногда получается, что просят больше денег, чем весь бюджет. Мы не можем просто взять и выделить беспрекословно 5—7% ВВП на здравоохранение, потому что откуда-то эти деньги уйдут: люди могут перестать получать пособия, маткапитал.

Про инициативы

— Вы продвигаете идею отказа от СМО в ОМС. Как будет выглядеть такая система?

— Для больниц по сути ничего не изменится, так как фактически сейчас территориальные фонды ОМС напрямую дают им деньги. СМО выполняют лишь одну функцию — занимаются аудитом и оценивают правильность оказания медпомощи. А при обнаружении нарушений взимают штрафы и деньги складывают себе в карман. Мне это кажется несправедливым. ФОМС сам может привлечь экспертов, чтобы провести анализ действий медучреждения, и даже брать штрафы — только они пойдут не в карман страховщикам, а будут распределены на нужды медучреждений.

Никто не ущемляет интересы СМО — у них есть сектор добровольного медстрахования и возможность привлекать туда пациентов, а потом проверять, как именно коммерческие клиники их лечат.

— Около года назад вы вносили в Госдуму инициативу по страхованию ответственности врачей. Как оцениваете шансы на ее принятие?

— Врачи уже сейчас могут страховать ответственность за свой счет и за счет общественных организаций, в которых они состоят. Но мы настаиваем на масштабировании этой практики на бюджетный сектор, что требует выделения определенных средств бюджета. Поэтому пока эта тема находится на паузе.

— Многие эксперты неоднократно отмечали, что вопрос давно назрел. При этом он требует введения лицензий для врачей, иначе страхование не будет иметь смысла.

— Конечно, эксперты это будут поддерживать из-за личной заинтересованности. Но это дополнительная нагрузка на систему. Я имею в виду на самих врачей. Возьмем среднестатистического специалиста, который работает в центральной районной больнице, часто за двоих, с низкой зарплатой, с нескончаемыми жалобами и выгоранием. Я думаю, если ему предложат оформить индивидуальную лицензию, он просто уйдет из профессии.

Про лицензирование можно говорить только применительно к ведущим федеральным медучреждениям либо к частным клиникам — там у врачей проблем с этим не будет, у них и времени больше, и зарплата соответствующая. Но пока это не массовая история.

А еще часто необходимость введения индивидуальных лицензий преподносится с тем смыслом, что их можно будет отбирать у нерадивых врачей. Но, во-первых, сейчас тоже есть механизмы, которые могут повлиять на то, будет специалист работать или нет. Кроме того, в России нет тысячи плохих врачей, которых требуется уволить — у нас тысяч врачей не хватает. Возможно, однажды появится переизбыток кадров — тогда будем лицензировать и проводить профессиональную селекцию, оставлять только самых лучших. Но до этого далеко.

— Вы также в этом году обратили внимание на проблему медработников-мигрантов и выступали за ужесточение требований к ним.

— В комитете мы впервые занялись этой проблемой, провели серьезный анализ, изучили данные 70 регионов. В России только 0,5% врачей имеют иностранное гражданство — это мизерное количество.

Также мы выяснили, что самая важная проблема — это знание русского языка, и предложили ввести дополнительный экзамен для иностранных медработников при прохождении аккредитации.

А вообще в стране огромная путаница, кого считают мигрантом и против кого направляют негатив. У нас тысячи врачей, которые приехали из других стран, но давно получили российское гражданство. Некоторые люди воспринимают как мигрантов и исконных граждан России — с Кавказа, например. Опять же, если бы была высокая конкуренция и мы бы понимали, что нужно защитить интересы своих медработников, претендующих на место, мы могли бы закрыть вход в сектор для иностранных специалистов. Но я пока ни разу не слышал о ситуации, когда врач-мигрант занял чье-то место. Поэтому не думаю, что будут какие-то кардинальные решения. Все работают, как работали.

— Вы поддержали введение обязательных отработок для студентов медвузов. Насколько эта непопулярная мера необходима в условиях, когда, по данным Минздрава, ситуация с врачебными кадрами понемногу улучшается?

— Проблема с кадрами в здравоохранении все равно есть, прежде всего — в первичном звене. Есть вопросы к тому, что разбалансирована система ординатуры, потому что существуют платные формы постдипломного образования, которые фактически бесконтрольны. Предложенный законопроект — не только про обязательные отработки, это в том числе про то, чтобы именно Минздрав регулировал численность обучающихся в ординатуре по конкретным специальностям.

Отработку для молодых врачей я тоже полностью поддерживаю. Позиция моя и ЛПДР даже жестче: мы считаем, что нужно обязательное распределение, а Минздрав говорит, что только если выпускник не поступил в бесплатную ординатуру, то он должен три года отработать в первичном звене, а дальше свой трудовой трек регулирует сам. Причем, отработать эти три года можно в любой клинике, даже частной. Я не согласен — надо ограничить выбор госклиниками.

— Будет ли эта мера распространяться на нынешних студентов?

— Пока этот вопрос остается открытым.

Про зарплаты и соцвыплаты

— Вопрос, который мешает в том числе закрыть дефицит кадров — зарплаты медработников. Как вы оцениваете ситуацию с ними?

— Ни один человек в любой отрасли вам, наверное, не скажет, что ему зарплаты полностью хватает и он не хочет получать больше. Не так ли?

— Да, но в здравоохранении даже со стороны видна недоплата.

— Безусловно, чем выше зарплата, тем лучше. Но главная проблема в том, что зарплата у медиков очень неравномерная. На это иногда есть объективные причины, а есть не очень объективные. Понятно, что небольшие регионы вокруг Москвы не могут дать врачам такой же уровень зарплаты, как в столице. Во-вторых, зарплата в частных клиниках выше, чем в государственных: частники могут, исходя из быстро меняющегося рынка и своей ситуации, быстро поднимать их. Госклиники не имеют права так делать, да и экономическая модель другая. Это объективные причины. А есть еще такая причина, и надо это признать, что даже государственные медучреждения финансируются очень неравномерно. С учетом, например, разного распределения соцвыплат, разных бюджетов, в зависимости от уровня учреждения, хирург может зарабатывать в каком-нибудь городе в Центральной России 50—70 тыс., а через 100 км от него в Подмосковье в частной клинике — минимум 200 тыс. руб. В Смоленске есть федеральный травмцентр, а есть больницы скорой помощи с травматологическими отделениями. И там, и там работают врачи-травматологи, а зарплаты очень разные.

Конечно, врачи говорят, что у них маленькая зарплата — только вопрос не в размере, а в несправедливости и неравномерности оплаты труда.

— Недавно Минздрав отчитался, что средняя зарплата врача превысила 123 тыс. руб. Обычно на такие новости медработники реагируют возмущением в соцсетях. Откуда эти цифры — это снова про неравномерность оплаты или про что-то другое?

— Конечно, неравномерность и из-за этого непоказательность данных. Это же просто средняя температура по больнице. Из-за разных зарплат в разных регионах получается такая цифра, но она не отражает общую картину. Некоторые врачи работают на две ставки, и это тоже входит в среднюю зарплату. Правильнее было бы рассчитывать зарплату по субъектам, отдельно по Москве и Санкт-Петербургу.

— В 2024 году было много дискуссий по поводу размера соцвыплат для работников скорой помощи. В Госдуме мнения тоже разделились — тот же Алексей Куринный неоднократно говорил о необходимости срочно включить «скорую» в 343-е постановление, некоторые члены комитета не соглашались. Какая у вас позиция — нужны изменения?

— Надо понимать цели этого постановления. Вопрос дефицита кадров был по первичному звену. Президент принял решение именно по этому вопросу. Эти доплаты были сделаны временно, они все равно не будут постоянными. После введения новой системы оплаты труда в отрасли их, скорее всего, уберут.

Работников скорой помощи можно понять, поскольку по сути они часто тоже оказывают первичную помощь, но статус у них другой. Этих врачей не так много, и было принято решение: их зарплаты — это ответственность губернатора конкретного региона.

— Но ведь получается все-таки нечестно, учитывая, что пока далеко не все регионы ввели доплаты «скоровспомощникам»?

— Я понимаю, все хотят президентские выплаты. Но дело в том, что это были целевые средства на решение конкретной задачи. Если бы был вопрос поддержать «скорую», и туда были бы направлены целевые деньги, то тогда первичное звено возмутилось бы: с какой стати нас обделили? Я тоже за то, чтобы «скорая» получала большие зарплаты, да и все врачи. Но в условиях ограниченного количества финансов была госзадача, которая требовала немедленного решения — быстрого и максимального привлечения специалистов в первичное звено. Она и выполняется.